СС и семеро козлят
Взвод эсэсовцев медленно полз по сугробам тихого русского леса. Солдаты проваливались в снег по колено, падали и чертыхались.
— Mine Got! – в сердцах выкрикнул оберштурмфюрер Дитрих Фогель. – Скотская страна! Кажется, мы заблудились… Дороги нет.
— Сдохнем тут, — заныл ефрейтор Тони Шумахер.
— Молчать! – оборвал его оберлейтенант Клаус Алофс. – За панику – пристрелю на месте!
— Тихо! – приказал командир.
— Ой, мороз-мороз, не морозь меня, — послышалась в глубине леса пьяная песня.
— Там кто-то есть, — радостно сообщил фельдфебель Михаэль Бреме, передергивая затвор автомата.
Эсэсовцы замерли на месте, ожидая. Вскоре из-за деревьев показались двое – пожилой мужичок с белой бородой, в длинной красной шубе и такой же шапке, и молодая симпатичная девка с русыми волосами, в короткой голубой дубленке. На ее ногах красовались длинные замшевые сапоги до колен. Деваха поддерживала раскачивавшегося из стороны в сторону старика, старательно помогая ему выводить песню.
— Партизаны! – сразу узнал ефрейтор Руди Меллер.
— А деваха ничего! Очень даже! – отметил фельдфебель Карл Литбарски, причмокивая губами.
— Будем пытать? – оживился ефрейтор Франц Бирхофф, лихорадочно роясь в карманах в поисках презерватива.
— Эй, старик! – крикнул Дитрих Фогель. – Хальт! Хенде хох!
— Че ему надо? – пытаясь стоять ровно, спросил дедок спутницу.
— Басурманы какие-то, татарские… – ответила красотка, пошатываясь из стороны в сторону вместе с дедом.
Эсэсовцы обступили пару, недобро ухмыляясь.
— Кто такой? Что в мешке, старый пень? – ткнул его автоматом оберлейтенант Клаус Алофс, сальным взглядом зацепившись за ноги девахи.
— Я — Дед Мороз, — ответил старичок, икнув. – А это – Снегурочка. В мешке – подарки детишкам, на новый год.
— Яйки, куры, шнапс?
— Господь с вами! – махнул рукой дед. – Яблочки, апельсинчики, печенье…
— О! – оживились эсэсовцы. – Эрзац! Карашо!
Довольное чавканье разнеслось по зимнему лесу.
— Ну, дед, — сыто рыгнув, сказал оберштурмфюрер. — Ты – партизан!
— Я? – удивился Дед Мороз, продолжая раскачиваться из стороны в сторону, как на ветру.
— Мы будем тебя вешать! – сообщил Фогель, не дожидаясь, пока до старика дойдет, о чем идет речь. – У кого веревка?
— У меня! – радостно ответил ефрейтор Пьер Заммер, доставая длинный конец.
Уже через пять минут старик в красной шубе болтался на покрытой инеем березе.
— Дедушка! – голосила Снегурочка. – Дедушка!!!
Эсэсовцы, обступившие ее со всех сторон, восхищенно цокали языками. Нетерпеливые руки содрали с плеч дубленку, стали ощупывать высокую грудь, упругие бедра, залезли под юбку. Чьи-то пальцы запутались в косе, распуская длинные волосы по спине. Шубка упала на снег, сверху на нее бросили яростно извивавшуюся Снегурку с задранной вверх юбкой.
— Держите! – приказал Фогель. – Я первый!
— Второй! – тут же ответил оберлейтенант Клаус Алофс.
— Следом! – быстро «забил» очередь фельдфебель Карл Литбарски.
Крики Снегурочки разносились далеко по лесу. Длинные ноги в высоких замшевых сапогах прорывали борозды в снегу. Один эсэсовец менял другого, наваливаясь всем телом на извивавшуюся полураздетую красотку. После седьмого или восьмого раза Снегурочка перестала сопротивляться.
Взвод эсэсовцев двинулся в путь.
— Повесили старика – и солнце вышло, — отметил Шумахер.
— Русская примета, — со знанием дела сообщил Франц Бирхофф.
— Хороша девка, — причмокнул Феллер. – Только у меня член после нее болит. Холодная какая-то…
— И у меня, — поддержал Заммер.
— И у меня.
Снегурочка, полежав немного, села на дубленке, внимательно оглядывая разорванное белье.
— Придурки! – сказала она. – Вот вам, детишки, и новый год…
Среди деревьев раздался жуткий грохот, ступа с бабой Ягой вынырнула из чащи и зависла прямо над сидевшей на шубе полуголой красавицей.
— Что, милашка? – хохотнула бабка, оглядывая пейзаж. – Опять «субботник» поимела? Или «воскресник»?
— Да пошла ты! – вяло огрызнулась Снегурочка, вставая и поправляя юбку.
— А-а-а! Говорила я тебе, выбери другую работу… Так нет…
— Ой, бабка! – вскипела Снегурочка, пытаясь распутать волосы. – Лучше б за колымагой своей следила. Триста лет на одном авто… Скоро развалитесь обе — и ты, и ступа. А я пожить красиво хочу!
— Сегодня пожила? – участливо спросила баба Яга.
— А! – вяло махнула рукой Снегурка. – Скинь лучше пива, старая. «Степана Разина». Я знаю, у тебя всегда в заначке есть.
— Ладно, держи! – расщедрилась бабка.
— Куда ж мне теперь, без деда? – всплакнула Снегурочка, тыча пустой на три четверти емкостью «Разина» в сторону раскачивавшегося на веревке Деда Мороза. – На панель, что ли?
— А тебе к Кощею надо, к Кощеюшке… – участливо сообщила Яга, забирая опустевшую бутылку обратно в ступу. – Ужо он-то дедушку оживит, будь уверена…
— Он-то оживит… – задумчиво ответила Снегурка. – Только, бабуль, трудно с этим сексуальным маньяком. Рассчитаться с ним придется. А у него ведь ничего нет, кроме костей да меча. Знаешь, как после этого задний проход болит? И не только задний…
— Потеплело! – отметил Клаус Алофс, когда они, выйдя из леса, стали подниматься на горку.
— Деда Мороза порешили, и весна пришла, — весело добавил ефрейтор Матиас Функе.
— Стоп! – приказал Дитрих Фогель.
На пригорке виднелся маленький домик, и около него разливала кофе в чашечки девочка с голубыми волосами. Цепкие взгляды эсэсовцев не оставили без внимания прическу «конский хвост», облегающую мини, красивые колготки незнакомки и туфли на шпильках.
— Кофе – это в самый раз! – двусмысленно отметил Бреме.
— Партизанка! – веско добавил ефрейтор Руди Меллер.
— Будем пытать? – с надеждой спросил Франц Бирхофф, лихорадочно вспоминая, есть ли у него еще один презерватив.
— Эй, ты! – крикнул оберштурмфюрер. – Хенде хох!
Девчонка тут же подняла руки. Грудь упруго выступила под полурасстегнутой блузкой. Юбка задралась так высоко, что стали видны ажурные штанишки колготок.
— Явная партизанка! – радостно сказал Меллер. – Понимает по-нашему.
— Ты кто? – спросил офицер.
— Я – Мальвина.
— Юбку наверх! – приказал Фогель. – До пояса! Лицом — на стол!
Мальвину схватили за «конский хвост», грубо бросили на десертный столик, оставляя на полировке следы яркой помады. Руки эсэсовцев тут же стащили с плеч полупрозрачную блузку, порвали лифчик. После недолгой борьбы задрали короткую юбку, едва скрывавшую аппетитные бедра. Девочка с голубыми волосами попыталась вырваться, но ее держали крепко.
— Я первый! – сказал Фогель, поглаживая ягодицы, обтянутые черным шелком.
— Второй! – отметился Алофс, пристально разглядывая стройные ноги на шпильках.
— Следом! – вписался в очередь Литбарски.
Стоны Мальвины разносились далеко по окрестным лугам, длинные накрашенные ногти царапали полировку. Чашки давно валялись на земле. Девочка с голубыми волосами выгибалась всем телом, но ее вновь прижимали к столу. Один эсэсовец сменял другого…
— Хороша, — удовлетворенно отметил Бреме.
— Только дырочка маловата, — добавил Шумахер.
— Ты Бушкова читал? – спросил фельдфебель.
— Нет, а кто это? – удивился ефрейтор.
— Русский писатель.
— Толстого знаю. Он классик.
— Бушков – тоже навроде того. Учит, что надо любые дырочки разрабатывать, — назидательно объяснил Михаэль Бреме.
— А мы и разрабатываем. Только не стои́т больше, — огорченно сказал Франц Бирхофф.
— И у меня не стои́т, — признался Функе.
— Пожрать бы, — добавил Литбарски…
— Мда, — сказала Мальвина, слезая со стола и поправляя юбку. – Уроды! Такие колготки порвали, а я за них пятнадцать баков в валютнике отвалила….
Она взяла веник, собрала в ведро осколки разбитых чашек, вытерла пол. Села в кресло, налила себе кофе. Запахнула блузку на груди.
— Это не Пьеро, — резюмировала девочка, прихлебывая кофе. – Не Буратино с его носом. И даже не Артемон…
— Ну что, красавица, — ехидно спросила летучая мышь, повиснув на дереве, над головой Мальвины. – Доигралася? А я ведь тебя предупреждала: не носи такую короткую юбку! Не носи такую короткую юбку! Не ходи на шпильках! Сними эту позорную блузку! Путанка ты наша…
— Иди в жопу! – задумчиво ответила Мальвина. — Без тебя тошно. Притащи-ка лучше из подвала ящик пива, «Невского». После такого групповичка кофе не вставляет…
Взвод эсэсовцев продолжал движение по незнакомой местности. Неожиданно стемнело.
— Donnerwetter! – ругнулся оберштурмфюрер Дитрих Фогель. – Дерьмовая страна. Все в ней наперекосяк.
— Командир! – крикнул Клаус Алофс, тыча рукой куда-то вперед. – Что там за дура розовые кусты сажает?
— Хорошенькая… – мечтательно отметил фельдфебель Карл Литбарски. – Блондиночка…
— У меня не стои́т, — угрюмо ответил Заммер.
— И у меня, — горько добавил Шумахер.
— Партизанка? – вяло спросил Руди Меллер.
— Будем пытать? — зевая, поинтересовался Франц Бирхофф, вспоминая о том, что у него в кармане еще остался красный воздушный шарик, который он стащил из мешка деда Мороза.
— Нет, трахать! – глупо пошутил Феллер.
— Ты кто? – для порядка рыкнул оберштурмфюрер Дитрих Фогель, разглядывая тоненькую девушку в старой грязной одежде. – И что здесь делаешь?
— Я – Золушка, — ответила незнакомка. – Мачеха велела до утра посадить тысячу розовых кустов и перебрать крупу в этих мешках.
— Крупу? – лениво поинтересовался Фогель, кинув лишь короткий взгляд на огромные кули.
— Ага, — кивнула златовласка.
— Ну-ка, снимай эту хламиду! – приказал офицер.
— А вы что, фея? – спросила девушка, тут же начиная расстегивать пуговицы на одежде.
— Фея, фея! – подтвердил Фогель, глядя на ажурное черное белье, которое оказалось под старыми выцветшими лоскутами. Опытный глаз Дитриха также не оставил без внимания ярко накрашенные полные губы, подвижный маленький язычок. – Значит, так. Розовые кусты отменяются. Будешь у нас сосать. До утра.
— Что, у всех? – растерянно спросила златовласка, в волнении приоткрывая рот и проводя языком по губам.
— У всех, у всех! – загомонили эсэсовцы, чуть оживляясь и придвигаясь ближе. Их влажные руки заскользили по плечам Золушки, скидывая бретельки, потянули их, обнажая грудь. Пальцы солдат ощупывали тугие соски девушки, ползли вниз, до упругого мускулистого живота, по-хозяйски залезали в черные трусики, потом двигались обратно вверх, до лица, норовя проскользнуть сквозь неплотно сжатые губы.
— Но… я не успею… – прошептала Золушка, стараясь выбраться из кольца рук, исследовавших ее тело. Эсэсовцы лишь плотнее обступили златовласку.
— Успеешь, — ласково сказал Фогель, расстегивая штаны, и погладил девушку по золотой головке. – Успеешь. Если начнешь прямо сейчас. А то вытопчем розовые кусты и высыплем всю крупу из мешков…
Тяжело вздохнув, Золушка опустилась на колени перед Фогелем.
Эсэсовцы сдержали слово. Они покинули маленький аккуратный садик на рассвете, оставив рыдавшую полуголую Золушку около неразобранных мешков с крупой.
«Чпок!» — раздался звук за спиной Златовласки, и призрачное сияние окутало все вокруг.
— Тееее-тяяяя! – прорыдала девочка.
— Что с тобой, мое золотко? – участливо спросила фея.
— Не успею крупу перебрать. Мачеха меня на пирожки с капустой изведет…
— Этому горю легко помочь, — успокоила фея. – Смотри!
Она быстро взмахнула палочкой, и мешки запрыгали на месте, рассыпая зерна по чанам.
— Вот и все.
— Тееее-тяяяя! – простонала Золушка.
— Ну что еще? – теряя терпение, спросила фея.
— Почему ты не превратила этих… этих в тыквы?!
— Ну, милая, — возмутилась фея. – Ты хочешь слишком многого, сразу. И вообще, помню, в молодости, когда я была начинающей феей, тут проходила рота красноармейцев.
— И что? – сразу перестав плакать, с интересом спросила Златовласка.
— И ничего! – угрюмо отрезала фея. – Вишь, до сих пор летаю, колдую… А ты – на-ка – возьми бутылочку «Столичной». Врежь чуток! И на душе легше, и ни одна зараза не пристанет…
— Хорошо работала Златовласка, — окунулся в воспоминания Алофс, обращаясь к командиру. – Echt geil! Школа – будь здоров!
— Еще бы, — со злостью ответил тот. – Она замуж за принца хотела. Тут подход нужен, особый. Без хорошей школы – никуда…
— Да, — вздохнул фельдфебель Михаэль Бреме. – На нас, простых парней, никто и внимания не обратит. Все достается выродкам из высшего света…
— Пожрать бы, — не в тему заявил Тони Шумахер.
— Стоп! – крикнул командир. – А ну-ка тихо!
С лужайки, видневшейся чуть впереди, среди деревьев, доносились визг и хрюканье двух маленьких глупых поросят…
— Русиш швайн! – прошептал Функе.
— Партизаны? – с сомнением спросил Меллер.
— Будем пытать? – зачем-то уточнил Бирхофф.
— Идиоты! – вскричал оберштурмфюрер Дитрих Фогель. – Это же свиньи. Не пытать, жрать!
— Свиньи!
— Бекон!
Весело гогоча, эсэсовцы вывалили на полянку, постреливая из автоматов. Никогда еще поросятам не приходилось так быстро, быстро бегать. Сверкая пятками и поднимая тучи пыли, они неслись к домику Наф-Нафа.
Первым упал Ниф-Ниф. Его настиг меткий выстрел Карла Литбарски. Нуф-Нуф пробежал чуть дальше, но длинная очередь бросила его пятачком в серую пыль.
— Там еще третий, в доме, — деловито сообщил Клаус Алофс, меняя магазин.
— Достать! – приказал Фогель.
— Ахтунг, партизанен! – крикнул в мегафон Михаэль Бреме. – Выходи с поднятыми руками, сдавайся.
— А то забросаем гранатами, — на всякий случай добавил Шумахер.
— Пошли на хер, волки позорные, — донеслось из дома. – Я в законе, у меня крыша! Ща позвоню Ильюше, пусть с вами стрелку забивает…
— Что сказала эта русская свинья? – поинтересовался Дитрих Фогель у своего помощника, ничего не разобрав в речи наглого поросенка.
— Хрен поймешь русских, — ответил Клаус Алофс, неплохо знавший вражеский язык. – Вроде, сдаваться не хочет, будет умирать, как герой…
— Шумахер! – приказал Фогель. – Залезь на крышу, достань этот холодец на копытах через трубу.
— Есть, командир!
Ефрейтор Тони Шумахер быстро влез на крышу, подмигнул сослуживцам, и скрылся в трубе. Через несколько минут оттуда донеслись его страшные крики, перешедшие в душераздирающий стон, потом послышалась хриплая брань:
— Волк позорный! Ты кого дешевыми понтами закидать хотел, сучара? Покоцаю на месте!
Вскоре крики стихли.
— Шумахер! – на всякий случай позвал Фогель.
— Не понял, — сказал Алофс. – Где наш ефрейтор?
— Я его на кожаные ремни пописал! – раздался голос из-за железной двери. – Ну, козлы, кто следующий?
— Ах ты, сволочь! – закричал Франц Бирхофф, разряжая весь магазин в дверь и стены дома. – Ich ficke dich in den Arsch!
— Мужики! – донесся из-за спины голос. – А че, в натуре, за непонятка?
Эсэсовцы обернулись. На траве, позади них, лежал здоровый бугай, глядя в небо и посасывая травинку.
— Ты кто? – на всякий случай передергивая затвор, спросил Дитрих Фогель.
— Я? Головка от торпеды! – ответил незнакомец. – Илья Муромец! Слыхали?
Эсэсовцы дружно покачали головами, давая понять, что не знают такого имени.
— Чего на землю завалился? – зачем-то спросил Клаус Алофс.
— А чтоб вас лучше видеть. А то как встану, вы такие мелкие будете…
— Партизан? – со страхом поинтересовался ефрейтор Руди Меллер.
— Будем пытать? – прошелестел Франц Бирхофф. – Или трахать?
— Как бы он нас не трахнул… – еле слышно ответил Клаус Алофс.
— Интересно, — громким шепотом поинтересовался Карл Литбарски. – А ту, с голубыми волосами, на шпильках, он тоже имеет?
— Неа, — авторитетно заявил фельдфебель Бреме. – Ее бы разорвало на куски от оргазма этого парня…
— Так кого же он…
— А что, если… – задохнулся от волнения Андреас Феллер. – А что, если он гомик?
«Гомосек, гомосек, гомосек», — пронеслось, прошуршало по рядам эсэсовцев, и они стали медленно отодвигаться от лежавшего на земле Ильи Муромца. Потом бросились бежать.
— Стоять! – крикнул Илья, ударом дубины вгоняя в землю — по самую шляпку — ефрейтора Андреаса Феллера.
Но эсэсовцы со страшными криками бежали к лесу…
— Что тут у тебя за кипеж, братан Ильюша? – поинтересовался Змей Горыныч, с шумом опускаясь на траву рядом с богатырем.
— Да вот, — почесывая затылок, недоуменно сказал Муромец. – Козлы какие-то, нерусские. Девок наших портят, животину постреляли…
— Девок портят? – взъярился Горыныч, со свистом распуская крылья. – Ты извини, кореш Ильюша, чуток позже побазарим…
Он догнал нестройную цепь убегавших эсэсовцев в три взмаха крыльев.
— У-у-у! – заревели головы, и солдаты повалились наземь, в страхе закрываясь руками.
— Партизан! – в ужасе завыл Руди Меллер.
— Будет пытать? – забился в истерике Франц Бирхофф.
— Нет, трахать! – теряя сознание, понял Матиас Функе.
— Аленку, Аленку мою спортили? – выли головы Змея, раскачиваясь над лежавшими неподвижно эсэсовцами.
— Какую Аленку? – плаксиво заныл Литбарски, рискнувший приподнять голову.
— Аленку, мою, ту, что с козленком — братцем Иванушкой.
— Начальник! – поднимаясь на колени, закричал Руди Меллер. От волнения он стал очень чисто говорить по-русски. – Мамой клянусь, в натуре не трогали ни Аленку, ни козла ейного!
— Это хорошо! – добродушно ответил Горыныч, — тогда я съем только троих.
Его головы дыхнули пламенем, поджаривая эсэсовцев. Через миг Руди Меллер, Матиас Функе и Франц Бирхофф исчезли в огромных глотках.
— Пережарила чуток своего, — сообщила одна голова, сыто икнув.
— А мой хорошо пошел… – довольно ответила другая.
— И мой – ништяк, — резюмировала третья.
— Похрючить бы, — еще раз икнув, мечтательно сказала первая голова. – Так сказать, для лучшего усвоения пищи…
— Это точно, — зевнув, поддержала вторая.
— Не вопрос! — ответила третья.
Змей Горыныч тут же завалился на бок, захрапев. Временами из глоток вылетали небольшие фонтаны огня, дракон сучил лапками во сне.
Пятерка эсэсовцев медленно брела по лесу, с трудом переставляя ноги.
— Donnerwetter! – выдавил Дитрих Фогель. – Чудовищная страна… Мы повесили одного партизана, а потеряли половину людей…
— Командир! – раскачиваясь из стороны в сторону и тыча пальцем куда-то вперед, сказал Заммер. – Там из кустов торчит какое-то зеленое чмо. Arschloch!
— Я не чмо! – заявил крокодил Гена, выбираясь на дорогу и вытаскивая Чебурашку. – Я – крокодил Гена.
— А этот, маленький, — продолжая раскачиваться, сказал Заммер. – Точно чмо.
— Это чебурашка, — терпеливо объяснил Гена, широко улыбаясь всеми треугольными зубами.
— А сожрать его можно? — не подумав, ляпнул Пьер. – С голодухи брюхо пухнет…
— Сожрать?! Я тебе покажу: жрать моего друга! – рявкнул крокодил Гена, откусывая голову ефрейтору Заммеру.
Эсэсовцы вновь брели по дороге, обсуждая страшную смерть Пьера Заммера.
— Он сам виноват, — сказал фельдфебель Михаэль Бреме. – хотел сожрать бой-френда этого… длинного… зеленого. За бой-френда ему и перегрызли глотку.
— Любовь, — глубокомысленно подытожил Алофс. – Кто ж знал…
— Да, разве тут разберешься.
Позади послышался громкий конский топот. Эсэсовцы остановились, поджидая нового гостя.
Из-за поворота вылетел типичный Принц, на украшенном золотой попоной коне. Лихо соскочив с седла, так, что звякнули шпоры, всадник приблизился к солдатам.
— Милостивые государи! – воскликнул он. – Кто из вас отымел в рот мою Золушку?
Эсэсовцы нервно захихикали. На беду, фельдфебель Карл Литбарски глупо ухмыльнулся. Это вывело Принца из терпения.
— Я требую сатисфакции! – вскричал он. И, прежде чем эсэсовцы успели опомниться, сделал восемнадцать дырок в теле бедного фельдфебеля. Карл, постояв еще немного, рухнул в пыль, а конский топот затих вдали.
— Теперь нам еще и за Мальвину достанется… – грустно вздохнул оберлейтенант Клаус Алофс, присаживаясь на кочку.
— Достанется, достанется, — радостно погромыхивая всеми костями скелета, сообщил Кощей Бессмертный и вылез из кустов.
— Mine Got! – вскричал фельдфебель Михаэль Бреме. — Этот урод пострашнее Хищника из фильма со Шварцем!
— Пострашнее, пострашнее, — ухмыляясь, подтвердил Кощей.
— Bastard! – Бреме выпустил весь рожок в чудовище, но это не возымело никакого результата.
— Бессмертный я, — участливо сказал Кощей, с интересом разглядывая откормленный зад фельдфебеля. – Буду тебя иметь. Иметь за Мальвинку. Для себя берег сокровище…
— Hundedreck! – закричал Михаэль, удирая со всех ног.
Но Кощей легко догнал фельдфебеля.
— Угу-гу! Безопасный секс! – крикнул он, по самую рукоятку всаживая в задний проход Михаэлю Бреме огромный треугольный клинок…
— Сволочная страна, скотская страна, — плакал Алофс. – Нам никогда не выбраться из этого леса.
Оберштурмфюрер Дитрих Фогель и оберлейтенант Клаус Алофс, обнявшись, шли по чаще, не зная куда, не разбирая дороги.
— Мы сдохнем здесь… – плакал Клаус.
— Стой! – вдруг приказал Фогель, обрывая стенания оберлейтенанта. Невдалеке, у дерева, маячил Дед Мороз.
Клаус вгляделся.
— Вроде он без веревки…
— Точно, — подтвердил Дитрих.
— Так мы ж его повесили…
— А я оживила! – мстительно произнесла Снегурочка, выходя из-за дерева. – И теперь у меня вся ж… задница болит, потому как Кощей слишком дорого берет за оживление. И рот болит, и передок ноет. Но зато мы с вами побазарим…
— Auf den Arsch fallen! – прошептал Фогель, оседая на землю.
— За что внученьку-то обидели? — со слезами на глазах спросил Дед Мороз, медленно приближаясь. – За что над сиротиночкой изгалялися…
Эсэсовцы молчали. Дедушка подошел совсем близко, внимательно оглядел офицеров, и вдруг, чуть нагнувшись, дыхнул морозом на член оберлейтенанта Клауса Алофса. Тот мгновенно превратился в сосульку.
— А-а! – завопил Клаус, скорчившись на земле. – Мой пенис! Мой пенис! Мой пенис!
Вскоре Дед Мороз и Снегурочка исчезли в лесной чаще, распевая песню. Чуть позже отмучился оберлейтенант Алофс, затихнув навсегда.
Дитрих Фогель с трудом поднялся с земли, постоял, раскачиваясь из стороны в сторону, сделал несколько шагов вперед. Ноги не держали его. Оберштурмфюрер упал на землю, больно ударившись носом о камень. Вскрикнув от боли, перекатился чуть вбок, перед его глазами оказалось маленькое козье копытце, наполненное водой. Дитрих зачерпнул немного влаги, смывая кровь с лица. «Пить!» Наклонился, жадно припадая к прохладной воде.
— Козлом будешь! – сурово произнес чей-то голос.
— Ме-ме-меее!
— Ме-ме-меее! – кричал человек, привязанный к железной кровати, метаясь из стороны в сторону.
— Спокойно, спокойно! – произнес посетитель в белом халате, сидевший у больничной койки. – Сейчас увеличим подачу феназепама в капельницу, и вы уснете. Спокойно…
Человек поднялся со стула, наклонился прямо над метавшимся по постели больным.
— А пока внимательно слушаем меня.
Раз! Вы никогда не были офицером СС, оберштурмфюрером Дитрихом Фогелем. Вы – майор войск Российской Федерации.
Два! Ваши сны – плод эротических фантазий, неуемных эротических фантазий. В них нет ничего страшного, абсолютно ничего страшного. Такие бывают у каждого мужчины. У каждого мужчины.
Три! Ваши веки тяжелеют, вам становится тепло, легко и спокойно. Легко и спокойно.
Четыре! Тепло и спокойно, боль и тревоги отступают, уходят прочь. Уходят прочь.
Пять! Теплый покой заполняет ваше тело, не оставляя места для сомнений, тревог, неприятных ощущений. Нет места для тревог и сомнений.
Шесть! Вам хорошо и приятно, потому вам нравится подчиняться мне. Вам нравится подчиняться мне.
Семь! Я – офицер «Моссада», Изя Рабинович, вербую вас, теперь будете работать на израильскую разведку. На израильскую разведку…
Отредактировано Digger_S (2008-12-16 17:07:37)
